Человеческая суть
Опубликовано - В рубриках: Размышления, о жизни, о людях
Богатырский сон и хилая бессонница живут рядом. Оба злые друг на друга. Один завидует, что сосед спит, другой его презирает за ночное бдение, хотя один другому не мешают. А злость копится и в конце концов человек от злости теряет свой богатырский сон, а другой с радости, что у соседа такая беда, начинает сам спать как сурок в холодное время года. Периоды чередуются и со временем не найти врагов злее, чем соседи.
Так начинались распри, войны и даже восстания, а после великих потрясений никак не могли разобраться из-за чего сыр бор разгорелся. Одни доказывают, что из-за сна, другие, что из-за бессонницы, и поскольку обе стороны правы, уступать не собирается никто, назревает новая катаклизма уже в рамках выяснения что почём. В результате бьют и сонных и тех, кто вообще не спит, но правда должна восторжествовать, тем более, что она у каждого своя. Добро должно победить, но о нём тоже у каждого своё понятие.
Вот такая бесконечная, мелкая возня и является человеческой сутью, целью его бытия. Сегодня победили и празднуют сонные, а неспавшие говорят, рано празднуете, хорошо спит тот кто засыпает последним, а мы ещё бодрствуем.
Жизнь течёт и продолжается дальше. А там глядишь у кого-то забор упал на усадьбу соседа, и значит опять есть причина набивать патроны и точить ножи, проще бы поставить совместными усилиями этот заборишко, но тогда исчезнет такая веская причина дать соседу в морду, а это уже неинтересно, слишком долгой и пресной покажется жизнь.
То ли дело засучив рукава, схватить соседа за ворот, рвануть так, чтобы рубаха разъехалась до пупка, обнажив это необходимое чудо природы, ведь пупок человеку нужен только для рождения и больше он ни на что не годится, а показать его иногда хочется. Ведь если сосед окажется мирным и не захочет распластнуть тебе рубаху, приходится самому заложив под воротник, приложить усилия для того чтобы собственная рубаха лопнула именно до пупка.
Человек не зверь и мирное сосуществование ему не годится. Вы видели когда-нибудь медведя с дубиной или гориллу, вот-вот, только человек взял её в руки да ещё чтобы была посучковатее, да тяжелее, чтоб жахнуть так уж жахнуть.
О любви
Опубликовано - В рубриках: Размышления, о любви, о музыке
Никто не знает законов зарождения любви. Чем руководствуется она в своём развитии? Да и есть ли такие законы, если любовь обычно просыпается вопреки всяким законам и правилам, иногда на почве совсем не пригодной ни для какого роста. Ни родовые, ни сословные различия не могут остановить её развития. Вероисповедание, язык – всё исчезает с её пути. Ярче всякого сияния, сильнее грома бьёт она человека в самое сердце, раня, а иногда исцеляя его душу. Годами, мучаясь и страдая, может человек созерцать предмет своего обожания, боясь показать своё страстное влечение к этому предмету.
Любовь не зарождается, она обрушивается горным обвалом или селем проливных дождей, подминая и хороня под собой гордость, честь, важность. Богатство или нищету души. Человек после этого ещё живёт, но не ощущает полноты жизни, не видит вокруг себя ничего и ничего не чувствует, кроме массы этой тяжести.
Излечиться от любви не возможно и человечество нашло другой путь в своём эволюционном развитии. Человек просто изжил это чувство, как анохронизм, как излишнюю преграду на своём пути. Теперь любовь считается привязанностью, привычкой и даже ложью, хотя тоже очень болезненно, но не смертельно.
Благодаря такому эволюционированию, человек потерял чувство меры, совести, долга. Потерял своё лицо и живёт под маской лицемерия. Слова: Родина, любовь, семья для него уже ничего не значат. Он всё это заменил одним ёмким словом – капитал. Есть капитал – будет всё: покупная любовь, покупная преданность, дружба. Но всё это также обесценивается, девальвируется как капитал. Но инстинктивная потребность любить проявляется, разбивая все устои капитала, и человек не знающий что такое любовь, начинает дичать, сходить с ума и делать всякие непотребства.
Нищету души не спрячешь за пачкой долларов. В результате богатый человек становится несчастнее любого бедняка, не знает покоя и счастья, но обратной дороги нет, а что там, за горизонтом, не дано знать никому.
Носки
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о русских мужиках
Носки у Петра прохудились ещё в прошлом году, но он мужественно продолжал их носить. Так как ботинки его сверху были совершенно целыми, лишь покрылись трещинами и царапинами, дырок на носках не было видно. Манжеты их тоже были целы, только резинки ослабели, и носки всё время съезжали вниз. И Петя был похож на командира красной армии в хромированных сапогах.
Про мужика
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о деревне, о русских мужиках
Всяко разно на Руси называли мужика. И голь то он перекатная, и смерд душистый ароматный, и раб божий, но одного у него отнять нельзя – это смекалка. Не зря у нас есть поговорка – «голь на выдумку хитра», видимо сытому человеку лень думать о чём-то ещё кроме удовольствия, а с голоду и мечтается отлично и блажь всякая в голову лезет, вообщем, полное прояснение и необъятное поле деятельности, сплошной полёт мысли. На что только не покупался наш мужик или женщина, скажем по-современному. Всё им кажется вот-вот блюдечко сытной жизни прикатится. Ну и потешаются друг над другом. Сидят невинные старушки у подъезда. Ничего, что деревня, раз дом большой, есть и подъезд, а есть подъезд, значит надо сидеть как в городе, и пусть по-деревенски, но косточки соседям перемывать.
Вот Витька – охальник над ними и потешается. Сколько раз он их надувал, а они всё клюют и клюют на его уловки. Да и как не клюнешь, время то сейчас такое, чуть задремал, глаза откроешь, а уже что-то свистнули, что-то пропало. Вот сидят они, солнышко пригрело, в огороде копаться ещё не время. Опять этот паразит Витька откуль-то тянется, шляется бездельник по посёлку. Витька знает, что его косточки моют и прикидывает, чем же обрадовать старушек, бодрости ради.
- Сидите, - говорит, - ну-ну, сидите. Я в сараи ходил, - а сараи у всех далековато, за логом. - Так ведь паразиты угланы все замки посшибали, наголо вычистили сараи.
Бабки напряглись. Чьи сараи-то, спрашивают.
- Дак все подряд, - с горечью к их недоверию кричит Витька и глаза трёт платком.
Ох, как подхватили бабки от подъезда и рысью, словно конный эскадрон запылил за лог к сараям. Витька довольный, что опять удалось одурачить бабок, поплёлся домой, а из подъезда Митривна выруливает: «Куды это, Витенька, бабы так вскинулись?»
- Да не переживай, Митривна, это тебе не надо. Сараи у них очистили.
Митривна сделала большие глаза и спросила:
- Чего унесли-то?
- Да всё, - ответил Витька, - картошку, варенье, шмотки какие были. Даже лопаты с окучниками прихватили. Да ты, Митривна, не беспокойся, толи твой зять ли, свояк ли, на машину грузит, видимо, твой сарай не тронули, на базар говорит поеду.
У Митривны сердце за лопатку запало и никак окаянное на место не встанет. Сроду у не ни зятя ни свояка не было. Живут вдвоем с сестрой, обе в годах уже. Сердце сердцем, но раз такое дело, что-то надо делать. Эх, как она чесанула охая и причитая. Баб уже у сараев настигла, когда они отпыхивались, проклиная и свет, и Витьку, а заодно и Митривну отчитали.
- Кому ты, старая дура, поверила?
Словно сами прибежали ради спортивной разминки. Три дня караулили они охальника со сковородниками у подъезда. Но отходчив народ российский, вскоре они со смехом стали вспоминать очередной подвох Витьки. А тому неймётся, он на группе, инвалид значит, время тянется медленно, вот он от безделья чего-нибудь опять и учудит над соседями.
Заставила его супруга водится с внуком, сама в город поехала. Знала, что Витька внука любит и не бросит, в магазин не побежит, а то как приедешь из города, а Витька опять хмельной. Уехала жена, зудеть некому, выпить надо, но на кого внука оставить? Тут ему на радость из соседнего подъезда выруливает Иван, тоже инвалид. Витька на него сразу среагировал.
- Ваня, - кричит он в форточку, - иди-ка с Андрюшкой посиди полчасика, пока я на фельдшерский пункт сбегаю, там из области комиссия приехала.
- Зачем? – заинтересовался Иван, - Или опять дурочку ломаешь?
- Нет-нет, видишь, я паспорт приготовил и льготную бумажку, сейчас вот военный билет да справку ВТЭК достану и побегу. Тебе ведь тоже надо.
Иван засумлевался, но интерес проявил.
- А зачем они приехали-то?
- Да вот на эту льготную справку, что с полосой, нам дали для получения лекарства, ещё одну полосу будут ставить – крест накрест. Кому поставят, тому будут любое лекарство давать без задержки и без рецептов.
У Ивана глаза загорелись. Такой щедрости от государства он не ожидал. Но кто может у нас в России знать, что выкинет родное правительство сегодня или завтра, чтобы очередной раз сирых и убогих разделить на ранги.
- Ну, сбегай.
Ванька остался с орущим Андрюшенькой. Агукал, качал, таскал его по квартире, но тот орал, словно у него была спущена пружина, всё поглядывал в окно. Вон и Витька обратно бежит.
- Ну, показывай, - кричит Иван.
Витька даже обиделся за такое недоверие.
- Ты что, Ваня, разве не знаешь, что у нас всё делается чинно, сегодня сдал документы, послезавтра пойду получать. Тебе же тоже надо вторую полосу вварганить.
Витьке совсем не хотелось делить чакушку с Иваном.
- Да не забудь ещё бумажку с ИНН, без неё, заразы, нынче ничего нельзя. Даже бабы давать не стали пока не покажешь. Бери на всякий случай все документы, что есть, и беги. Я еле уговорил принять, принесу, мол, после обеда.
Иван спешно собрал всё, что было бумажного с его именем, даже бумажку о штрафе из милиции. Жена недоумевала, что это ему взбрело, не к Глафире ли уходить собрался. Была у Ивана такая зазноба год назад, давно было, но память женская ничего не забывает. Робко спросила:
- Что, Ваня, стряслось?
Иван спешил и объяснять не стал, только сказал:
- Скоро возвернусь, - и полетел.
До пункта было более километра. Можете представить, что было с Иваном, когда он пытался всучить фельдшеру документы, а тот хлопал глазами, и ничего не мог понять.
- Опять всё по блату – своим да нашим, - кричал Иван, тыча в лицо документом, без которого бабы не дают. – Пусти, я сам с комиссией потолкую.
- Что за комиссия? – перепугался фельдшер.
Покричав друг на друга с полчаса и высказав всё, что думают и что было на душе у каждого, они догадались откуда ветер дует, как только Иван назвал Витьку, ссылаясь на его справки, фельдшер всё понял. Одураченный Иван кинулся бить морду Витьке, но тот прочно сидел под замком и до прихода жены никому не открывал. На угрозы Ивана он реагировал слабо и отнекивался, но открыть Ивану наотрез отказался. Несмотря на все его уговоры и угрозы, Витька мужественно не открывал дверь. Поорав и обругав всякими собачьими словами Витьку, Иван пошёл в свой подъезд.
Хорошо лежать в больнице
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о здоровье и о болезнях
Хорошо лежать в больнице, кто-то может со мной не согласится, но я в больницу стремлюсь, как изгнанник на родину. Туда можно стремиться даже ради одной каши. Где ты ей будешь ещё так рад? Только в больнице можно прочувствовать и оценить, что такое каша. Ведь если ты способен её проглотить, значит, жив ещё, сама цена жизни познается тоже только в больнице. А сколько внимания… Где тебя ещё за один день послушают, опишут, полечат, отругают и опять же накормят кашей? Только в больнице.
Я человек черствый и неуживчивый, со мной очень трудно найти общий язык и наладить контакт, как скажет милая жена: Не человек, а маразма сплошная. Коротко и ясно, хотя и не знаю что это такое, а понятно, потому как вылетело из милых уст ненаглядной женушки. А вот в больнице ко мне отнеслись с теплотой и пониманием. При чём поняли и сразу принесли грелку, дали и мне понять, что хорошее тоже у меня что-то есть.
Особенно им понравились мои анализы. Они ими нарадоваться не могли, две недели берут и берут и днём и ночью. Всё любуются и причмокивают… очень хорошие говорят, даже домой из-за них не отпускают, где мы ещё такие найдём? Нам надо ещё пристальней посмотреть на твои анализы, не можем, говорят, без них. Я даже усомнился – такие ли уж хорошие? Что там на них любоваться, чего разглядывать? А они, чтоб лучше было видно, так аж через микроскоп любуются.
Сперва я удивлялся, а после привык и даже обрадовался, что ещё на что-то годен и могу таких умных и красивых людей заинтересовать. Это как же надо любить человека, чтобы с таким вниманием разглядывать его анализы. Да, именно с любовью. Я бы всем предложил проверять любимого или любимую. Так клянутся в любви, обещают верность свою, а ты принеси ему свои анализы и погляди как отнесётся любимый человек к этому. Сразу небось нос отвернёт, словно нечистую силу встретил. А врач с таким истинным чувством смотрит в твои анализы, даже приклеивает один к другому, чтобы не дай бог не потерялись. Как мол я без твоих анализов жить буду.
Так что я хоть и невезучий и несчастный человек, но очень люблю и уважаю врачей и всех медиков, даже не имея их анализов, просто так люблю. За их внимание, доброту и заботу. Ведь если я способен проглотить кашу, значит жив, а жив благодаря им, медикам.
Так что, дорогие мои читатели, любите кашу, всем советую, хотя для этого совсем не обязательно попадать в больницу.
Чулки
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о женщинах, о любовных похождениях
Женщины, девушки, даже маленькие девочки – существа удивительные. Ей от горшка трёх лет нету, а она уже пытается всех удивить: то туфельки не на ту ногу наденет, то вообще в мамины влезет. Как только не извернётся, а удивит обязательно.
Я в юности своей учился в сельхозтехникуме. Это значит, что ещё снег не сошёл, а мы по приказу партии уже сеем, осенью ещё рожь не осыпалась, мы уже пытаемся её убрать. Так и маемся, пока снег не занесёт хлеба. А в партии народ привередливый: ему, если сев, то снег – не снег, а посей в три дня, и точка. А уборка-то за неделю. Иначе ни орденов, ни повышений. Одни выговора.
Всё это держалось на бабах и на студентах. Студенты – народ молодой, горячий, ему против уборки и сева ещё любовь поставь. Хоть голодный, а без любви никуда. Девки в деревне крупные да телесно упругие, а ребят в деревне всегда нехватка. Есть пяток, да и те все за одной бегают, как-будто их привязали к ней.
Бригадир с горя, от постоянной нехватки людей, всех ребят в деревне звал – «пролетарьят проклятый». Бабы рожают и тех и этих, а вот сходил парень в армию, и нет его в деревне. А в город попал, там его и окрутит городская мымра, удивит какими-нибудь панталончиками, он и рассопливился, он и готов. Женится на такой, что смотреть жалко. В гости приедет, она нос задерёт, «быдлой деревенской» всех зовёт. Свёкра – «хрячиной», свекровь называет «курицей облезлой». На стол что ни подай – всё не так и не то. Запахи навозные её не устраивают, петух не вовремя кричит.
А по мне так лучше деревенской девки не бывает. Сплошной сок, а не девки. Одно плохо – выбрать трудно: и та ягодка, и эта не последний овощ. Выбираешь, выбираешь, ноги уже не держат, а кажется, где-то в деревеньке есть ещё слаще ягодка. А удивит похлеще городской!
Мне один случай запомнился на всю жизнь. Это сейчас девочки с трёх лет и до скончания жизни ходят в колготках, привыкли, как будто в них и родились. А раньше, если есть у девки колготки, даже чулки капроновые (о колготках и не слыхивали), то была она богачка, и вся деревня смотреть ходила на чудную шкуру. Носили их на широких резинках – натянут на ногу и прижмут резинкой.
Вот приглядел я такую королеву: прямо из соков сок, да ещё в капроне! Сох я по ней, сох, гляжу – и она ко мне подходит часто и всё чулок на глаза выставляет. Танцевали раньше в деревне всю ночь – где под патефон, а где был игрок, так и под гармонь. Я на баяне играл. Тут уж совсем дискотека. Я ей всё-таки предложил подождать меня: «Как отыграю, и пойдём гулять».
- Ладно, - говорит. – Только я не такая. И не пытайся меня лапать.
Что значит «не такая», я ещё не понимал, только смутно догадывался.
Гуляем. Уже и ноги устали. В деревне ведь не по театрам и барам разгуливают, а больше по пустырям, сеновалам и другим тёмным местам шлындают. Добрались и мы до такого пустыря. Кругом репьи, крапива и другая сорность, а я весь сгораю, от нетерпения ноги отнимаются. Как тут не лапать? Схватил её и поволок по пустырю. Думаю: «Будь что будет», а может, и не думал ничего.
Она, бедная, не кричит, а только толмит как заведённая:
- Чулки-те порвёшь, чулки-те порвёшь….
Мне даже обидно стало. «Ну и дура, - думаю. – Я, может, тащу тебя, чтоб горло перерезать!» А та своё: «Чулки-те… чулки-те…». Хорошо, желанье перебороло обиду. Я ещё плохо осознавал, что с ней делать. Зачем тащу? Ну, думаю, в крайнем случае хоть чулки порву, и то помнить будет. Ну, а коль сопротивление было не ахти какое, природа сама надоумила что надо делать.
Думаю, будет реветь, ругаться, а она опять за своё! Давай шарить по ногам – целы ли чулки: «Ох! Ох!» А чулки все в репьях, резинки съехали на подколенки. Она своё: «Ой, чулки! Мамонька, чулки!»
Ну, думаю, и народ эти женщины! Опять стало обидно. Я её девичества лишил, а она над чулками причитает! Ей плевать, куда я её притащил, что сотворил, лишь бы чулки уцелели. Я обозлился на чулки.
«Задирай, - говорю, - ноги. Я их сниму к чёрту, и всё». Содрал и вместе с репьями и резинками сунул в карман. А она с задранными ногами, да без чулок такую прыть показала, что я понял – это меня лишают девичества, что это я «не такой» и надо скорее вырываться. Я готов был бежать, а она, как теперь говорят, всё расслаблялась и оттягивалась со вкусом…
Я до сих пор как вижу ноги в колготках, так начинаю чего-то побаиваться. А поскольку сейчас все женщины от мала до велика ходят в колготках, то сами понимаете, как мне страшно жить на белом свете.
Ну, разве не удивительный народ женщины?
Песня для мужа
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о женщинах, о семейной жизни
Наша деревенская ругательница Глаха, отчаянная и мощная баба, попалась мне с пустыми вёдрами навстречу, когда мне очень нужна была удача, иначе хоть в петлю. Я и бухнул какую-то язвительность насчёт бабы, пустых вёдер и чёрта.
Ох, что тут было! А надо сказать, она всегда на взводе, гонит человек самогоночку и, чтоб не было браку, снимает пробу. Такое она мне выдала, такие изречения и обороты, что я никогда не слыхивал даже в самой блатной компании. Вроде слова всё знакомые, та же матершина, что всегда, а как составила, да как вывернула!
А нежности то в интонации, ровно и не лает меня, а в любви объясняется. Отдадим ей должное, она никогда не применяла физической силы, жалела мужиков. Всё говорила: «Мужика ударить, всё равно, что воробушка обидеть».
Ругает же меня жена часто и слова те же, а как-то грубо получается, голос злее и презрения, как яду в гадюке, а ведь она супротив Глахи – мышь против носорога. Даже пожалел, что в юности побоялся увлечься ею, может, не понял её любви, а может, напугала она меня. Ведь она про любовь теми же словами объясняла, что и про вёдра.
Петька у неё маленький, хилый даже, а детей у них шестеро. Глаха ругала его:
- Червяк ведь, кажись. А откуда прёт из него? Сладу нет!
Аборты были запрещены, а о чём-то другом наши бабы даже не слыхивали, обходились своими методами. Не захочет женщина родить, ну, и попьёт луковой шелухи или со ступеньки прыгнет - глядишь, избавилась.
Глахе не везло. Она шелуху вёдрами пила, с табуретки с двухпудовой гирей прыгала, нет, ничего не получалось. Только работы наделала – толи поперечины под полом худые были, толи тонкие, но Глахиного прыжка с гирей они не выдержали, треснули. Глаха выругалась - не с крыши же прыгать с кузнечной наковальней, как сосед посоветовал. Вот и пришлось опять рожать. Но мужу после этого она сказала:
- Если ещё забеременею, я тебя переломлю как гнилушку.
Толи это на него подействовало, толи ещё что, но вот уж последнему девять лет, а Глаха ни откуда не прыгает.
Захотелось мне ещё её послушать, купил я у неё самогону:
- Давай, - говорю, - вместе выпьем, и ты мне ещё раз выдай, как тогда с вёдрами. А может и хлеще, как для мужа.
Глаха жахнула стакан, занюхала холупом (он у неё такой же мощный), пожевала зачем-то щепку и занялась:
- Как мужу, говоришь?….
И тут я такое услышал, и с такими интонациями, что мне стало не смешно, а страшно. Поспешил убраться и понял, что все жены одинаковы. Есть у них песня и для мужа, и для чужого мужика, но напев разный.
Шедевра
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о России и о русских, о жизни, о людях
Слышал я, что под старость все пишут мемуары. Что это такое точно не знаю – навроде того, что можно соврать, что хочешь: городи и всё. Решил и я немного изобразить про свою жизнь в разрезе деревни. Маюсь месяц, второй… Куда обратиться за советом?
Вспомнил, что Митюха у нас жив ещё. Это парторг у нас такой был. Сколько помню его, всё в парторгах был. Партии уже нет, а парторги остались. Он у нас самый умный был, три недели учился в речном училище, и его все уважительно зовут Капитаном-парторгом. Сядет, бывало, пьяный на берегу и кричит в пустую бутылку: «Лево руля! Право руля! Так держать!» И сам себе отвечает: «Есть так держать». А ещё он горазд был говорить речи и любого мог перепить, за то и держали в партии.
А к нему за советом без бутылки не заходи. Купил я и пошёл. Читаю ему, он слушает, кряхтит, изредка ёрзает.
- Вот, - говорю, - и всё прочёл я тебе. Ты уж извини, что я про твоё капитанство так откровенно.
Он как вскочит, начал меня хлопать по плечу.
- Это же, - кричит, - ШЕДЕВРА!
- Ну, ты, Митюха, даёшь! Не ожидал я от тебя таких слов… Не думал, что так оскорбишь. Может, я не так грамотен, может, не умею кричать «Лево руля!», но всё от души.
- Да ведь я тебя наоборот – хвалю…
- Как же хвалишь, когда такими словами называешь, что у нас так даже собак не кличут, у них клички поприличнее, а ты – шедевра.
- Да ведь это же, - говорит, - когда картина или книга особенная… Нет, когда, картина, кажись, «шедевер» называют. Али икона древняя…
- Вот иконы ты не тронь! Это у вас в партии над иконами изгальство чинили, а я человек верующий, при мне не смей! – и в лоб ему.
Митюха взъярился:
- Я, - кричит, - твою вонючую писульку так похвалил! Думал, ты окрылеешь да ещё в магазин слетаешь, а ты драться! Орденоносец-медалист!
Это меня так в деревне обзывают после того как медаль вручили. К нам по разнарядке райкома на колхоз медаль пришла, хотели по жребию вручить, а пока тётка из райкома ехала, у нас все влёжку. Стояли я, да капитан-парторг. Вот мне и прикололи. А как прикололи, я тоже в отруб. Тётка кричит: «Обманули!», но капитан-парторг сказал: «Это он не спьяну, а от волнениев упал». Тётка успокоилась, уехала.
Вот они и кричит:
- Ах, ты! Медалист! – и хрясь меня тоже.
- Так бы и сказал, что «писулька», я бы не обиделся, а то надо оскорбить, да ещё больнее: «шедевра»… Вот всегда у вас, у коммунистов так.
Капитан успокоился и говорит:
- А зачем тебе надо было писать, что вы моим именем быков, да жеребцов называли? То Митюхой, то Капитан-парторгом?
- Но мы же кару понесли. Конюх два года отсидел за то, что жеребца Парторгом назвал.
- Отсидел, а толку. Что он вытворял, когда пришёл. Я, кричит, порешу всех, мне теперь блатному в тюрьме лучше, чем в конюшне. А как меня стал звать?
- Ну, жеребцом, так ведь недалеко от истины. А ты всё же брось хорошее дело обзывать «шедеврой». Нельзя же так с человеком, если он себя Толстым почувствовал. У нас какая-никакая гордость имеется, а ты – ШЕДЕВРА! Сейчас вот тебя начнём звать Капитан-парторг-шедевра, как тебе понравится?
Европа в огороде
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о России и о русских
Прочитал я в газетах, как чисто да красиво живут в Европах люди всякие – датчане, голландцы и прочие народы. И чистота-то у них, и всё прибрано, и ни одной лишней соринки-пылинки али травинки. Заело меня. Сколько можно нас в грязь носом тыкать? Глянул на свои заросли репейников да крапив, сердце зашлось. Взял косу, лопату, топор и давай превращать свою территорию в Европу.
День кошу, два кошу, рублю. Что же им делать больше нечего, думаю. Соседи смотрят, у виска водят пальцем, а дед Евсей ехидно говорит:
- Ты как свою развалюху превратишь в Данию, я тебе столбиков натешу. Границу поставь, а не то какая-нибудь безграмотная коза русская опять тебе всё унавозит тут. Ведь скотина газет не читает. Ей что Дания, что наша дыра – всё одно.
Что-то не так, думаю. Взял старую географию, сын ещё учился по ней. Нашёл Данию, читаю. Господи, да ведь этой Дании-то всего ничего! Её же всю можно на моём пустыре разместить, а если покомпактней, то в крапиве ещё и для австрияков места хватит. Да как же там земле-то не блестеть? Население – у нас коров в совхозе до перестройки было больше, это уж как перестроились, стало как в Дании населения. А сколько городов! Разделил население на число городов, это что же – по двести граждан на город? Да ведь это же нашу деревенскую знать посели в таком городе, и будут жить, поджав ноги, как цапли на болоте. А если весь народ деревни? А если района? Это ж будет не Дания, а лагерь беженцев. А ведь этого датчанина хорошо напоить, да вынести в мои лопухи, он же, протрезвев, до старости будет плутать и не выберется. Вот тебе и Европа.
У них там гора есть, Альпа называется. Снизу, вроде, как гора – трава, цветочки, а вверху снег да лёд. Вот они облепили эту гору, как мухи навозную кучу, и на каждом километре новое государство, а то и два. У нас в деревне у Ивана Ивановича огород сразу на трёх горах стоит, как пахать, так и материт матушку землю, что гор понаделала в его огороде. А они все на одной горе уживаются.
Я не представляю Россию без лопухов, крапивы и лебеды. Если б не они, что бы мы в войну ели? Уничтожение этих растениев будет стратегической интервенцией. Если мы лебеду на тюльпаны заменим, тут и смерть россиянам, и добивать некого будет.
Секс-шоп
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о женщинах, о семейной жизни
Дуська приехала в областной центр толи с чирьем, толи с опухолью на совет к местным светилам медицины, а заодно и посетить магазин, о котором много слышала в деревне. Называется он «секс-шоп». Что о нём только не болтают в деревне. Теперь, мол, бабы в космос так не стремятся, как в этот магазин. Полгода деньги копила. Соседка такое рассказала, что от любопытства можно пешком сто вёрст до области дотопать.
Глянула Дуська, и впрямь, глаза в разные стороны – чего там только нет! Не придумать и во сне увидеть такое не сподобится. Можно десять жизней прожить и не познать того. Сначала было очень стыдно, но есть такие вещицы – глаз не оторвёшь. Невольно вспоминался то кузнец, то конюх (они в деревне бабам весь «шоп» заменяли). Потом стало любопытно и интересно.
«Но что это за упряжь висит на витрине? Вся в кольцах, блестит как на выездной лошадке председателя, только краше и поменьше. А цена-то, господи, цена-то! Всю конюшню продай, и то денег не хватит на одну уздечку, но не чета нашей гнилой упряжи». Дуська, сгорая от любопытства, спросила:
- А кнут зачем? Ох, какой красивый витень.
Молоденькая продавщица, хмыкнув, подала ей альбом. Дуська открыла и ахнула. На первой фотографии висела голая женщина в узде, подвязанной под потолок. Пятки были притянуты к ушам. Вся в кровавых полосах, а мужик голый, но в сапогах, охаживал её витнём по всему телу.
Дуська невольно почесалась и чувствовала себя, как месяц в бане не бывала. Женщина была затянута в блестящую сбрую. «Мазохизм», - было написано сверху. Дуська слышала это слово, но считала его обычным ругательством, навроде «коммунизм» или «анархизм», а «мазохизм» - это какой же Ленин его разрабатывал?
Она сразу вспомнила своего аспида Тольку, и то как три года назад она попробовала ему не даться. Так он ей такое устроил, что, очнувшись в больнице, она не досчиталась четырёх зубов, трёх рёбер, башка в двух местах проломлена, да ещё по мелочи ой, ой. До сих пор на левой руке два пальца не чуются, правую ногу подволакивать приходится. С места встанешь, в глазах темнеет.
«Оказывается, это не избиение, а мазохизм. Тогда за что же он год отсидел? Жалко мужа… Что с него взять, ведь он служил в Москве, в стройбате, а там такой мазохизм, - подумала Дуська по научному, - что из боёв люди целее выходят, чем они со службы возвертаются».
Сколько ещё интересных вещиц она повидала. Замочки всякие, ошейники (толи для собак, толи для женщин). Кое-что даже примерила. Понравилось, но денег было жаль, да и Толька ещё не совсем доходяга, пусть сам работает лучше.
Её смутили огромные солдатские сапоги, стоявшие отдельно на полке, а рядом горшок, фляга и какое-то оружие – не то миномёт, не то мортира. Она напрягла свой скудный, изрядно отбитый умишко, но не могла сообразить что к чему. «Если эти сапоги надеть на Анатолия, то он из них выпадет при первом же шаге, если надеть прямо у постели, то не сможет вскарабкаться на постель. Если одеть самой, да положить ноги ему на спину, так его потом две недели не разогнуть».
Спросила продавца, но та махнула и сказала: «Это сопутствующие товары». Дуська не допетрила, что это, но нутром догадалась, что не для постели. Для сарая – куда ни шло.
Посчитав деньги купила какую-то десятирублёвую штучку. Для чего она не знала, а инструкция на китайском языке. «Ну, в деревне придумаем, куда деть. Если что, так телушке привяжем на шею, а ещё лучше собаке». И пошла вырезать свой чирей.
