Аниканыч
Опубликовано - В рубриках: портретные юморески
Аниканыч, наш санаторский водовоз, водитель персональной клячи, вооружённый ведром и бочонком на двух колёсах летом и на двух полозьях зимой, был человеком оригинальным и особливо интересным. Росточка небольшого, хром на обе ноги и крив на один глаз, чему виной была война. После ранения, попав в артиллерийскую часть ездовым, таскал конной тягой орудия или подвозил снаряды, а иногда и то, и это.
В реестровом списке был у него конь, огромный и ярый, словно тигр. Назвать он его хотел так же, как звали коня Александра Македонского, о котором слыхивал в детстве своём беспризорном, но не мог вспомнить это знаменитое имя коня полководца и, не долго думая, назвал коня просто Македоном. Назвать Александром поостерёгся, чтобы не заподозрили, что это он в честь Александра, Государя Российского назвал. Первого, второго или третьего, не важно, но Государя, а по законам военного времени за такую аполитичность полагался расстрел или, в лучшем случае, пожизненная каторга. А так - Македон и всё, броско и супротив линии партии ничего опасного, историческая суть выражена и послать в горячке по-российски, навроде - вошь македонская, али ещё как, удобно во всех отношениях: как политических, так и для успокоения души.
Однажды, во время налёта вражеской авиации на позиции артиллеристов, он уж сам не помнит когда, поскольку это случалось каждый день. Как только окопаются, зарывшись в землю вместе с орудиями, так сразу налёт, словно артиллерийское командование сперва Гитлеру докладывало, где и как оно окопалось, а после уж в свою ставку.
Прячась в укрытии в суматохе взрывов, Македон так шваркнул копытом не вовремя подвернувшегося Аниканыча в пах, что тот летел словно собачонок отброшенный взрывной волной, по пути лёта своего он шарахнулся о столб, не понятно для чего и кем вкопанного в ложбине, где прятали коней. С переломом бедра и треснутыми рёбрами его сразу отволокли в медсанбат, а в это время прямое попадание бомбы смешало всё живое в убежище. Так, благодаря своему чуду македонскому, Аниканыч остался жив, хотя и с нанесением изрядного урона в самочувствии.
Глаза он лишился уже когда возвращался домой. Банда лесных братьев обстреляла и закидала гранатами эшелон и шальным осколком ему выбили глаз вместе с любопытством. Придя домой, он петушился и хвастал - теперь я без коня никто и никуда, он меня, хоть и покалечил, но жизнь спас.
- Эх, Македон, Македон, - повторял он, захмелев.
С бочонком Аниканыч управлялся лихо, сидел на нём как-то по особенному, казак да и только. Ведро его при тряске издавало звук не пустой посудины, а что-то вроде звона орденов. Словно оно, именно это ведро и было главной наградой родины за героические подвиги Аниканыча и пролитую кровь его.
Была у него подруга, которую он,по пьяному делу, всегда норовил покалечить, но она была намного здоровей его во всех смыслах и побитому всегда приходилось ходить ему. Хорошо поддав, он появлялся в санаторской трёхэтажке, вооружённый ножом и кричал:
- Где главврач? Я пришёл зарезать его, где вы его прячете? Где эти очки в халате? Я прирежу его.
Врач спускался со второго этажа, где у него был кабинет, отбирал у Аниканыча нож, связывал его и бросал под лестничную клетку, где накричавшись всяческих лозунгов и заявив, что даже гестапо, где он никогда не был, так не поступало с ним, пел, путаясь, военные песни и засыпал, распугивая храпом мышей. Утром врач приходил всегда рано, развязывал Аниканыча, отпустив ему для порядка оплеуху и дав на похмелье пузырёк настойки из заманихи, отправлял по воду. Зимой Аниканыч сначала бежал домой, менять штаны, чтобы не приморозить спущенные за ночь излишки, а летом обходился теми же , в которых спал. Главврач был единственным мужиком в санатории, если не считать самого Аниканыча, и Аниканыч по пьянке страшно ревновал свою непутёвую подругу к доктору. Пытаясь проучить её и получив несколько пинков и зуботычин в ответ, он отправлялся разъярённым тарпаном на стрелку с доктором. Ему было не понятно, что такая мощная баба, которую он осчастливил своей любовью, может быть никому не нужна. Раз баба, значит, гуляет, а раз гуляет, надо бить и ревновать, так заведено на Руси. Раз побить, как следует, не удавалось, он всё своё мужское самолюбие вкладывал в ревность.
Теперь нет уже коней, нет Аниканыча и его непутёвой любви, а так же врача, но в памяти нет-нет, да всплывает этот отчаянный вояка, страстно любивший лошадей за то, что жизнь ему спасли и свою подругу, за то, что жить ему мешала.
Так зачем нам медицина?
Опубликовано - В рубриках: Стихи юмористические, о здоровье и о болезнях
Что ты доктор мне принёс,
Чтоб остановить понос?
От поноса только пробки,
По размеру вашей попки.
В хирургии шум и скрежет,
Что такое се-ля-ви?
Заплати, тогда зарежем,
Нету денег, поживи.
Я в больницу нёс купюры,
Хватит ли на процедуры?
Но хватило лишь на клизму,
Для очистки «организму».
Занедужил крепко милый,
Предлагают выбор мне -
Операция с могилой,
В одинаковой цене.
По привычке женской, древней,
Маше выпало родить.
Собирали всей деревней,
Чтоб за роды заплатить.
Мою бабку не пужало,
В борозде она рожала,
Ажно, семерых подряд.
Всё бесплатно, говорят.
Всё мы это проходили,
Нас решили вразумить.
Семером одну родили,
И не можем прокормить.
В медицине не врачи,
Одни руководители.
Да такие все рвачи,
Хуже, чем грабители.
Но у них своя задача:
Шофера, машины, дача.
Офис есть и кабинет,
А больным лекарства нет.
Выдали, как всей стране,
Медицинский полис мне.
Все врачи теперь доступны,
Только, вот, дерут втройне.
В ногу с временем шагая,
Нос не будем задирать.
Жизнь такая дорогая,
Не захочешь помирать.
Да, разладилась машина,
Выдаёт одно коварство,
Так зачем нам медицина?
И такое государство?
В России надо быть нахалом
Опубликовано - В рубриках: Сатирические стихи
Аж, голова болит от дум,
Что ни придумай, всё здесь мало.
А на хрена в России ум?
В России надо быть нахалом.
Тогда нигде не пропадёшь,
И проживёшь в волненье сладком.
Отчизне врёшь, супруге врёшь,
Тогда ты человек с достатком.
Что ж, дураков немало есть,
Что переносят всё отважно.
И говорят, была бы честь,
А остальное, мол, неважно.
Да, мы от правды не бежим,
Она на память остаётся.
А честью очень дорожим,
Но без неё сытней живётся.
Нам нужно чем-то дорожить,
Не просто ставить метки, точки.
В России можно честно жить,
Но это участь одиночки.
Василий
Опубликовано - В рубриках: Стихи юмористические
Хороший был мужик Василий.
Не даром жил на белом свете.
Его всегда превозносили,
Вывешивали в стенгазете..
Но видимо не нужно это -
Людей вот так вот отличать:
Не велика пусть стенгазета -
Печать, она всегда печать.
Ну, знать испортили мужчину,
Уж коль в печати наследил,
То он нашёл себе причину-
В окно сатиры угодил.
Вознёсся, словно небожитель,
А жизнь, она необратима,
Попал на доску в вытрезвитель,
Там, где «не проходите мимо».
Гордиться стал, судите сами,
Кричит, знакомые всё лица,
Мол, обо мне везде писали,
Чуть не отметила столица!
Стал суетливым, неспокойным,
Везде к вниманию привык-
В компании людей достойных
И средь заблудших прощалыг.
Стакан всегда держал в кармане,
Ну, как же, парень на виду.
И даже как-то тёте Мане
Сказал, посвататься прийду.
Мол, надоело холостому
По забегаловкам шуметь
И мне, уже не молодому,
Давно пора семью иметь.
Но та ему, уймись, Василий,
Нашёлся, тоже мне жених,
Хоть ноги прямо бы носили
И что-то было промеж их.
Двух мужиков я износила.
Ну, что уставился, как сыч?
Гляди, во мне такая сила,
Что для меня ты просто прыщ
Замолк, обиделся Василий:
“Ведь я известный человек.
Такой, конечно, бабьей силе
Не износиться целый век.
Но я известностью своею
Восславить бы хотел, любя,
Любую обратать сумею,
Так наплевал я на тебя!”
Ну, уж такую правду-матку
Маруся грубостью находит.
Так врезала ему в сопатку,
Что воздух в жабры не проходит.
Да, тяжела рука у Мани,
Попробуй на такой женись..
Стакан расплющился в кармане
И ноги даже отнялись.
Василий враз остепенился..
- Нет, заведу семью едва ли…
Ведь я ещё и не женился…
Меня друзья так не бивали.
Ну, кто-то врежет для науки
Или за шиворот сгребёт,
Зато на месте ноги, руки,
А эта ж насмерть зашибёт.
Нет, побреду в свои пенаты,
Чем за других мне отвечать,
Так поживу и не женатым,
Пока не брезгует печать.
Конечно, загляну в больницу,
Из-за таких вот бравых жён
Не угодить бы на страницу
«Опасен и вооружён».
Вполне возможна участь эта.
Гляди, испортила пальто.
Ведь от неё без пистолета
НЕ отобьёшся ни за что.
Носили ноженьки, носили,
Но жизнь пошла совсем иная..
Хороший был мужик Василий,
Бомжи судили, вспоминая.
Жулики и нечестные
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о России и о русских, о русских мужиках
В нашем государстве, где народ делится на управленцев и неуправляемых, если обойтись без латыни, на жуликов и нечестных, наступил период, когда всем надо крутиться, вертеться, а иногда даже думать. Все задумались, как же думать? Здесь этому никогда не учили.
Уж до чего мой сосед увёртлив, жох, прямо. Он даже зубы себе за счёт милиции вставил! Случилось это под восьмое марта. Он, по понятиям жены, рано поддал и, так как стол ещё не был накрыт, посмел высказать ей несогласие. Жена вызвала милицию. С милицией он тоже не согласился, и сержант хотел дать ему пинка, а он возьми, да увернись. И двух зубов, как не бывало. В суд подал, а жёны, они ведь такие - то милицию вызывают, то за бутылкой для мужа бегут, она подтвердила, что всё было мирно, а милиция, непонятно как оказавшаяся тут, стала избивать мужа. И отсудил-таки сосед, за счёт милиции вставили, да заодно ещё два коренных, которые сгнили пять лет назад.
Так ведь и он не знает, как нынче вертеться, чтобы нужное место подвернуть. Он, правда, продал мою лайку охотнику пьяненькому, после за вознаграждение привёл её мне. Не знаю, как он теперь увернётся, потому, как охотник стреляет, дай Бог каждому и обещал посадить соседа на цепь, научить лаять и брать след на охоте, заставить нюхать каждое дерево, пока не найдёт белку.
А что делать тому, кто никогда не вертелся и не думал? Как и что можно исправить, если руководящим работникам сделали мозгографию, а там одни пустоты и провалы, словно они совсем иные особи. Потому они всё ещё идут к коммунизму, натыкаясь на всех встречных, а другие прихватили всё, что коснулось их взгляда и уже живут в коммунизме. Остальные мечутся между ними и не знают, куда себя приложить.
Одни не знают, на что купить хлеба, а другие, как не силятся, всё не могут издержать хапнутые деньжата. Деньги всегда государственными были, а теперь стали ихними, как недра и всё прочее, как тут не растеряться. Собирали всем миром, а держать приходится одному, тут и рай покажется преисподней, а ещё, вдруг, нравственность отменили.
Вон к нашему бывшему секретарю райкома приехали все бывшие жёны и любовницы, накопившиеся за последние двадцать лет, пока он был самым ленинским ленинцем, чистым и честным по всем справкам. Пришлось торговый люд из гостиницы выселять, так как в его пяти дачах всем места не хватило. Каждая требует, чтобы он её приватизировал.
Разглядев их внимательно, он подумал, неужели я никогда трезвым не был? Куда смотрела партия? Да их в зоопарк посади, люди будут шарахаться. Господи, что за страна? Да если бы меня после первых двух лишили партбилета, я бы сейчас был человеком. Ведь с ними рядом стоять, страх берёт, как же я с ними спал?
Ох, паршивый у нас народец! Другой бы давно вымер, а наш цепляется за жизнь, как клещ энцефалитный. За что цепляться? Грязь, холод, убожество. Нет, живёт. Пора на Канары убираться, хорошо хоть на Канары, а не на нары, не на Колыму, но и на Канарах стаёт тесно, там все наши верховные деятели. Куда ни плюнь, там и политбюро или чека, а то и верховный прокурор, хоть помирай.
Паскудинцы и пердолинцы
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о России и о русских, о деревне
В самой глубинке России, в давние времена, не знаю, помнят ли люди, но мне дед рассказывал, что в Чирьёвском уезде была довольно большая деревенька Паскудинка. Стояла она на отшибе, на самой границе с Хреновским уездом. Жили в ней в основном одни паскудины. Председатель колхоза Ефим Паскудин, бригадир Тюня Паскудин, и власть в ихней волости да и во всём уезде принадлежала Паскудиным. Потому крупные Паскудники и паскудники помельче творили и правили, как пожелается, соответственно и жизнь в уезде была достойна правящего звания, если просто сказать, не жизнь, а сплошное паскудство. Стояла деревенька на приличной речушке с неприличным названием Пердолинка.
На другом берегу стояла деревенька Пердолино. Речушка была одинакова, что в ширину, то и в глубину, и каждую весну и лето паскудинцы и пердолинцы аккуратно тонули в ней, и ничего тут не поделаешь. Триста лет стоят эти деревеньки одна напротив другой, каждая на своём берегу, а словно разные миры, хотя миром это назвать трудно, так как миру-то между ними и не было. Даже власть, называемая народной, не могла их примирить ни уговорами, ни указами и ни чем иным. Даже самым крутым гонениям они не поддавались.
Взять хотя бы переправу. Речушка не велика, но её не перейдёшь. Пердолинцы не разрешали паскудинским лодкам приставать к своему берегу, а паскудинцы не позволяли лодкам пердолинцев бороздить свои воды. Так и жили в вечном страхе за свою жизнь. Пытались построить мост, но за триста лет ни один сход не мог решить дело в пользу строительства. Так и кричали каждый со своего берега: «Не хаживать вам по нашему мостику!»
Пердолинцы не хотели строить мост потому, что паскудинцы будут по нему ездить и ходить свободно, а этого допустить нельзя. Паскудинцы не желали строить по той же причине, считая надругательством над предками, если пердолинцы станут ездить по ихнему мосту. Каждому свой мост построить – не могли выбрать место. Если пердолинцы начинали ставить сваи где-то на самом узком месте, паскудинцы тут же брались за топоры и начинали строить мост там же. То же самое происходило, когда паскудинцы начинали строить мост на самом широком месте. Так и переправлялись, жертвуя людьми и рискуя своей жизнью.
Да и как построить мост? Если в одно брёвнышко поперёк реки, то лошадей долго обучать ходить по брёвнышку, да и конструкцию телеги придётся менять. Закатать в брёвна всю реку лесу не хватит ни на том, ни на этом берегу. А построить в ширину бревна, совесть и натура не позволяла.
Как водится в России, пердолинский уезд был на паскудинском берегу, а паскудинский на пердолинском (и не менее сорока вёрст расстояния). Так что пердолинцы кричали паскудинцам: «Вам мост нужнее, вы и стройте!», на что те резонно отвечали: «Хрен вам, а не мост!» и взаимно тонули, перевёртываясь в своих лодках. Паскудинцы самыми нехорошими словами, как могли, паскудили пердолинцев, но те были терпеливее и на все выпады молча показывали им задницы, оголив их и хлопая по ним ладошкой. Это молчаливое противление и несогласие доводило до бешенства паскудинцев.
Погосты у них были тоже напротив один другого, но у каждого на своём берегу, что было единственным подтверждением того, что «гомосапиенс» действительно человек разумный. Когда пердолинцы хоронили усопшего или утопшего, то, причитая, высказывали претензии паскудинцам за то, что те не хотели строить мост чисто из-за своего паскудного происхождения. А если хоронили паскудинцы, то они в своих причитаниях оскорбительно заявляли, что если бы на другом берегу жили не такие засранцы, то они, паскудинцы, давно бы построили мост хоть вдоль реки, хоть поперёк, но не желают этого делать чисто в целях сохранения свежести воздуха на своём берегу.
Праздники, как заведено в христианстве, праздновали тоже – каждая деревня свой, но в один день. Хоть и разных святых почитали, но праздники приходилось совмещать, так как кончались они всегда удалыми схватками, а трезвый с пьяным драться не будет, вот и приходилось им праздновать в один день. Пердолинцы чтили Николу зимнего, а паскудинцы Николу-репосея, а коли тот и этот – Никола, то можно праздновать в один день, зато два раза.
В Николу зимнего жертв было меньше, так как бились на льду и гибли только в случае того, если кого-то шибко шарахнули об лёд. А в Николу весеннего народу гибло больше, так как не все успевали добраться до чужого берега и некоторые топли по случаю сведения конечностей судорогами от холодной воды. Иногда даже добивать было некого. Паскудинцы были ярее и всегда первыми норовили ворваться на чужую территорию, но пердолинцы брали их измором и всегда побеждали, поскольку паскудинцы быстро заходились в одышке от неприличия пердолинской атмосферы. Если надеть противогазы, то брагу пить неудобно, да и все харчки, предназначенные недругу, растекаются по своей же физиономии.
Конечно, заграница не поверит тому, что я написал, но россияне поймут. Россияне даже могут пообидеться, что я не написал о том, что происходило, когда стали объединять деревни и сёла по всей России, как перетягивали дома с одного берега на другой, а дома не желали трогаться и покидать родные огороды, а потому переворачивались и вместе со скарбом уплывали вниз по реке. Если бы не навалилась на них эта беда объединительная! Правительство не-то сдуру, не-то от большого ума решило, что пора объединять и мирить деревни наши. Объединение это производилось с воплями и стенанием. Пердолинцы не желали жить по обычаям паскудинцев, а те не желали родниться с пердолинцами и мириться с ихней атмосферой. Народец стал разбегаться во все стороны, а после и вовсе вымирать. Теперь на месте этих деревень гниют остатки развалюх, да изредка на погосте раздаётся плач и причитание по предкам. Напев причитания остался прежним. В нём вся скорбь по Россиюшке вымирающей.
Жил бы и маялся народ в этих деревнях ещё триста лет. Не было бы переводу ни паскудинскому, ни пердолинскому корню чисто из-за упорства натуры. Люди, пережившие нашествие Чингисхана, ужасы фашистской оккупации и годы репрессий, всё-таки были уничтожены и стёрты с лица земли родным правительством, главной задачей которого является упорное искоренение и уничтожение собственного народа.
Люди не учли того, что Кремль – это не Чингисхан или плюгавый Гитлер. И кто бы там не сидел, пердолинцы или паскудинцы, а цель у них всегда одна. Если одним словом, то паскудная!
Работа не Алитет
Опубликовано - В рубриках: Фельетоны, о России и о русских
Мы часто ругаем евреев и кое-кого из других народов за то, что они так сплочённо наступают на наше горло и давят в нём сочинённые нами песни. Но ведь никому в голову не пришло, а что – взять да поднять на щит нашего поэта, книгу его издать, прославить. Нет! Мы будем одной рукой чесать башку, и прочешем её до лысины, а другой рукой мозолить его шедевры, пока в пыль не изотрём. Так вернее – вытряхнул, и всё. А издай ему книгу, и будешь всю жизнь думать, что не тому помог.
Если у нас сосед справа строит дом, а сосед слева купил ящик водки и куражится, а мы сидим и бездельем маемся, не знаем куда пойти – толи помочь соседу дом строить или, заткнув уши от оскорблений, помочь пьянице управиться с ящиком, куда мы пойдём? Конечно, выберем соседа-пьяницу, ведь у нас на этот случай есть отговорка – брань на вороту не виснет. Ну, ладно мы от безделья, так ведь и сосед-строитель, бросив топор, потянется туда же, к соседу-пьянице, со словами «работа не Алитет, в горы не уйдёт, а домострой постоит». Поэтому соседи не идут к строителю, он их тоже обругает, а тут, хоть обругают, но и напоят.
Всё кричим, культура в загоне, цивилизации никакой, наука на нуле! Вот, мол, раньше учителя уважали, а теперь он нищий. Верно, но ведь кто уважал учителя? Тот, кто хотел учиться и знать всё, что можно, они и государством правили. А теперь кто правит? Братки да двоечники, все деньги у них, а для них учитель всегда был врагом. Так зачем они ему деньги дадут? Нет, не дадут. Они же никогда пять на шесть не могли перемножить, а учитель ещё и корень какой-то извлекать велел из той же цифры, как будто это Женьшень какой-нибудь.
Я спросил одного предпринимателя, какой у него в школе предмет любимый был. Он ухмыльнулся, и говорит: «Музыка!»
- А что, - спрашиваю, - очень классику любишь?
- Да нет, - говорит, - учитель у нас был клёвый. Вмажет и весь урок частушки на баяне играет, а хорошо вмажет, так ещё и поёт. Вот это урок! Ни нытья, ни выговоров, одно удовольствие.
Монолог барабана
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о любви, о музыке
Ах, пиццикатный народец, из глиссандо в тремоло вашу душу! Вы что, не признаёте Равелева любимца? Да мы с ним такое болеро отгрохали, что меня потом по всем швам заново сшивали! Я вон Шостаковичу намекнул про дружбу с Равелем, так, между делом, так он меня одел в эсэсовскую форму – да по фуражке, да по фуражке! Такую тему Нашествия из меня выколотил, да так, что в моём мундире ни пылинки, ни погон, ни пуговиц – одни дырки. Железный крест, и тот отпал. Я в нем щеголял по французской лягушатне, все цапли мои были, а тут только стренькал – отскочил.
Нет, что ни говорите, а барабан – главный инструмент в оркестре и самый древний. Чем мы, барабаны, хуже вас? Но разве вы, молодые да голосистые, поймете, почему мы так хрипим! Конечно, вы поёте, веселитесь, когда вас смычок взбадривает. Повизгиваете, когда он заигрывает, а чуть надави на вас, вы и плачете. Или вон, пиццикато – чуть щипнут вас, вы уже и шипеть начинаете. А если б вас моими колотушками до по обечайкам, никакое бы «страдивари» вас после этого не собрало даже по чертежам. А мне отобьют все внутренности, и пой после этого. Вас вон под стекло, да ещё охраняют, а меня в пыльный чулан бросят, да ещё сломанными стульями придавят.
Где же справедливость?! Как ритм вам нужен, так это я, а как публике кланяться, так это скрипки.
Делёж
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о семейной жизни
Опять поскандалили с женой. На этот раз окончательно, насмерть, как говорят. Уж на что я мужик покладистый, ни какой руганью не проймёшь, а взорвался, как на мину наступил. Думаю, всё, мучалась ты со мной тридцать лет, теперь без меня помайся, сколько сможешь! Вот жизнь пошла, всяк своей свободы требует. Я понимаю – свобода слова, но таких слов, даже при лишении всяких свобод, я не слыхивал.
Развожусь, говорю, с тобой. Она давай хохотать, даже подозрительно показалось, огорчил ли я её, а может, обрадовал. Погоди, говорю, вот делиться начнём, обхохочешься! Но тут меня самого в хохот бросило, а что же мы делить-то будем? Квартиру? Так она казённая, да и что её делить – на пол ляжешь, так в обе стенки упираешься, даже ноги поджимать приходится, чтоб стенка не мешала. Собака ляжет, так не обойдёшь. Ага! Может собаку поделить? Опять же как? У нее даже хвоста нет. Ходит по дому как топ-модель – всё на виду, одёжки тоже не лишка.
У меня старые джинсы, у жены тоже поношены изрядно. Да и её джинсы мне не очень идут, на зад я их ещё натяну, а вот живот, его ну ни как не вместить, хоть плачь. У женщин это бывает не больше года, а у меня живот уж двадцать лет никак не опадает. Хоть бегай, хоть голодай, ничего не помогает. Два месяца голодал, так над ним только кости обозначились, а ему хоть бы что! Уж такая штука живот – и с голоду пухнет, и с переедания жиром обрастает.
А скандальный делёж так хочется учинить, ну, спасу нет! Уж такой у нас мужиков склочный характер. Стал рыться в документах, может, хоть сберкнижка какая завалялась. Нет, нету! Одни только почётные грамоты, а как их делить? Они все подписанные. Это мои, это её, только Ильич с них таким хитрым прищуром глядит, и всё. Стал я их считать. Боже! Сколько их много-то накопилось, и всё за ударный труд на благо Родины. Задумался. Это надо же, а может мы не на то благо трудились? Вот ведь и делить даже нечего. Да за такой труд горы бы золотые, а у меня только несколько десятков грамот! Ну, что я с ними делать буду? Разве, что читать: «Мы придём к Победе Коммунистического труда». Да сейчас за такие слова в тюрьму угодишь, хоть и свобода.
И так мне обидно стало, что даже разводиться расхотелось. А вдруг, думаю, ей без меня лучше будет? Нет, пусть терпит. Никуда не пойду, даже в бомжи, хоть и вольное племя. Что ж это мы детям то оставим, кроме почётных грамот, которые государство никак не почитает? Да, не на то благо трудились, подумал я и, по привычке, воровато оглянулся, не услышал ли кто мои мысли.
А с женой разводиться не стану, пусть дальше мается, ведь жизнь со мной ей зачтётся как год за три – постоянные боевые действия. «Покой нам только снится!»
Десять капель и экология
Опубликовано - В рубриках: Юморески, о ТВ, о рекламе, о здоровье и о болезнях
Жизнь движется вперёд, обгоняя науки и прочие новшества… Люди, вроде, все умные, читать писать умеют, некоторые даже про логарифмы кое-что слышали, а верят во всё, что ни услышат. Вот рекламируют лекарство - десять капель в стакан, и вся мужская сила возвратится. Берут мужики за огромные деньги, капают, пьют, ждут, вот-вот эта сила взыграет, а того не поймут, что если её у тебя никогда не было, то хоть ведром пей - ничего не взыграет.
Написал я в один институт, спросил, не обман ли это, что-то я этой силы не чувствую, гордость, правда, появилась, от женщин отворачиваюсь, как вроде и не вижу их вовсе. Ответил мне человек, имеющий все, какие есть, научные звания. Объяснил ясно и понятно: пить надо по десять капель сорок лет подряд, сделать десятилетний перерыв и пить ещё пятнадцать лет, и тогда лекарство начнёт возводить тебя в ранг мужчины. Всё ясно, как у Насреддина - или ишак заговорит, или хозяин помрёт. Вот и думай, чем своего ишака подчевать, чтоб заговорил.
На базаре бабки клянутся, что у них только экологически чистая продукция, а что запах неприятный, так это орбит прокис, или нос не тем заложен. Ученые же утверждают, что не бывает экологически чистой продукции, но мы же знаем, что учёным верить нельзя, и верим бабкам. Правительство клянётся, что никакого взлёта цен не будет, только бензин подорожает, но мы ж его не едим, а в магазине цены уже взлетели. Мы к властям, а они отвечают, что цены выросли до объявления, и поэтому мы ни при чём.
Читаю в журнале - цветная капуста помогает от всех болезней, крапива - лучшее лекарство. Ешьте мёд с чесноком, дышите через раз, и ничего с вами не случится до ста лет. Покупаю, сажу, ем и болею, болею, болею. Может, я вредный такой, что мне не помогает то, от чего люди здоровеют? А как хочется узнать, что со мной будет через сто лет! А как у вас, люди? Сходятся ли ваши симптомы жизни с приступами науки? Как дела с экологией и каплями?
