Философия саванны
Опубликовано 03.05.2009 - В рубриках: Юморески, о животных
Львёнок бегал кругами возле тёток своего прайта, теребящих испускающую последний дух серну. Они, вцепившись мёртвой хваткой остротой своих страшных зубов в её тело, пытались её, ещё живую, разодрать на части. Львёнок был ещё очень мал, и ему было жутко смотреть на это бьющееся в агонии тело. Было очень жаль её красивое тело, но что поделаешь? Есть очень хочется. Запах свежей крови и парного мяса раздражал его нюх и будил аппетит.
Ближе подойти он не смел, инстинкт подсказывал – надо ждать, пока насытится его долгогривый папаша, вон как лихо он, грозно рыча, приближается к поверженной жертве, разгоняя своих жён и наложниц. Львёнка возмущала такая несправедливость. Пока маманя с тётками , выбиваясь из последних сил, гонялись за этой красоткой, чтобы удавить её, лев невозмутимо лежал на горочке и щурился в предчувствии сытного обеда, а удушили беднягу, он тут как тут. Сожрёт больше всех и не смей заикнуться или сунуться. Так смажет по физиономии лапищей, до старости морщиться будешь. Это вам не светский раут, это саванна.
«Ох, запахи-то, запахи! Ну, хоть бы мосол задрипанный лизнуть дали, червячка бы заморить дозволили, а то весь желудок съёжило до голодных приступов. Но где уж там! Никто про дитё и не вспомнит, не подумает, пока не нажрутся, а ты рахитом расти. Вот тебе и забота о будущем. Ну, как в таких условиях не озвереешь?»
Львёнок жалобно, но требовательно мяукнул, в ответ получил ёмкую затрещину от тётки.
«Тоже мне родня! От задницы девятая косточка, а туда же – поучает. Вот оно счастливое детство царского сына! И грязной лапой… так больно, по физиономии. Нет, пора звереть, а то пока тут раздумываешь над жизнью, того и гляди, гиены набегут, птички всякие налетят – мало ли нахлебников в саванне? По одиночке они не ходят. Стаей навалятся и прощай вкуснятина, даже дерьма не оставят… клочка шерсти не оставят, а зазевайся, так и самого сожрут. Не спросят, что царский сын. Папаша вон, налопался и снова спать завалился, а я ровно беспризорник посторонний, обязательно должен стащить или отобрать у слабого. А кого тут слабее меня найдёшь?
Да это же хуже чем у людей. Родня вся на них похожа – злобные, хитрые. Всё тащат себе да себе. Ничего не оставишь и не получишь. Вот и падальщики налетели, огромные клювы страшней папашиных клыков. Сунься, заклюют насмерть. Отъелись, зажирели на чужом добре да труде, словно человеческие депутаты. Попробуй тут выживи!
Да ещё засуха, сухой закон в саванне. За каждую каплю воды можно жизнью поплатиться. Крокодилы, олигархи саванны, стерегут тебя у каждой вонючей лужи. А нас у мамы четверо, и ни пособий, как у людей, пусть тощеньких, но на глоток хватит. Вот и гиены пожаловали… Нет, с меня хватит! Сейчас стащу вот этот мосол у старой бабки-львицы, она уже ничего не видит, а у меня ещё жизнь впереди. Она отощала от старости и еле держится на ногах, ей меня ни за что не догнать, сослепу в дерево врежется или в яму кувыркнётся. Что делать? Жизнь, она и в саванне жизнь. Каждый выживает сам. Нищету плодить все рады, а накормить некому. Но от гиен надо держаться подальше. Падальщики падальщиками, а сожрут и живого за милую душу».
И львенок, ловко выдернув из-под носа слепой львицы изрядный мосол, нырнул за куст.
- Ох, ну и вкуснятина, вкуснятина! Весь его мне не сгрызть, но можно закопать, подгниёт, ещё вкуснее будет. Эх, ещё бы кровушки попить!
Львёнок закопал мосол поближе к маминой лежанке, туда гиены не сунутся.
«Да… кровушки бы попить, и можно пару дней жить по-людски. Но от кровушки остался только запах. Рано, видимо, мне становиться человеком, - печально подумал львенок. – Похоже, надо озвереть по-настоящему, а после и человеком можно стать. Главное, никуда не сбежать из этой саванны, пропади она пропадом! Родился львом, так львом и подыхай, если гиены до сроку не сожрут.… Вон, опять крадутся. Выживи тут! Вот сип гнусный норовит в башку клюнуть. Клюв словно ломик, насквозь прошьёт, главное, вовремя увернуться. Пусть гиена с сипом сцепится, отползу-ка я поближе к папе. Ему на меня наплевать, у него таких по саванне пруд пруди, а он и в ус не дует. Ни одна львица на элементы не подаёт. Враз глотку перегрызёт и судье и львице, подавшей иск. У нас это покруче, чем у братков, хоть и живём мы по понятиям, но они отличаются от людских.
У нас никто ни кого зря не сожрёт, всё уж по делу. Лишнего кровопускания, как у людей, у нас не бывает. У нас с этим строго. Мы бы прекрасно выживали и сейчас, но люди к нам слишком близко подошли. То рог у носорога отрубят, то бивень слону отшибут. Что это за жизнь наступила? Шкуру львиную под порог бросят, словно тряпицу, ноги вытирают и довольны. Чем у порога валяться, пусть лучше уж гиены слопают…» – и юный философ настолько задумался о жизни, что попал в их ненасытные пасти.
Да, жить надо проще, не задумываясь над справедливостью.
